НАТУРА
Над густыми кущами боров,
В духа безгранично-чистой шири
Сферолиты призрачных миров
Плавают в нефритовом эфире.
Вижу я волну с глазного дна
Бликов аллегорий-откровений
Из чьего-то сказочного сна,
Сшитого из пламени и тени.
Крылышками блещут сонмы фей,
Плещутся слова, как рыбки в прорве.
То ли мне посланья шлёт Морфей,
То ли плавно сыплет с неба морфий,
То ли тянет пышная сирень
В платье распускающемся руку,
То ли циферблата стрелки лень
Волочит по замкнутому кругу.
«Забери меня, мой сладкий свет,
К рубежам просторного покроя,
Из локаций адовых сует,
Из скафандра падшего героя…
Вырви из кривых координат
Солнце, что запуталось в сосудах,
Чтобы я дождями выпал над
Родником, лежащим в изумрудах…
Отпусти меня в тот дивный мир», –
Говорит мне тонкая натура
Из нутра, истёртого до дыр
Миром, где души ценнее шкура.
ДУХ
Меня, Всевидящий, избавь
От всех незримых труб,
До дна сосущих жизни явь,
Дотла, до синих губ.
Я был к твоим посланьям глух
И к слепкам знаков слеп,
Но ощущал себя как дух,
Что заперт в тела склеп.
Пути извив, души мотив
Связать бы как-нибудь,
Чтоб новый фотообъектив
Поймал однажды суть…
Судьба поэта
Сжигая будни на бумаге,
Философ внутренней зари
Меж строк читает Бога знаки,
Не ждёт оценок от жюри.
Он не имеет ни кумира,
Ни веры в мир пустой отнюдь,
Но знает, что такое лира,
Что бьёт священной нотой в грудь.
Восходит к небу речь поэта,
Который хочет воссоздать
Ту красоту, что не пропета,
Но умещаема в тетрадь.
В утрате видит он награду,
Своих мечтаний скорлупу,
Труху ветшающего взгляда –
Листвой опавшую судьбу.
СИСТЕМА
Не жертвы – милости просил
Всевидящий отец,
Но люд его дитю вручил
Распятье и венец.
Сей довод явно не секрет,
Но повод для слезы
Для тех, кто вечностью согрет,
Взирая на часы...
Система ставит плотный крест
На тех, кто во Христе,
Кто в мир страстей несёт протест
На клетчатом листе.
Система пьёт людскую кровь:
В погонах палачи
Не прекращают поиск дров
Для адовой печи.
Здесь достоверен только миг,
Несущий чистый слог
Да пару пламенных гвоздик
Тому, кто лгать не смог.
Достойным – скорби антураж,
Проснувшимся – покой,
Поэту – острый карандаш
И дымку над рекой…
* * *
Открываю слов и снов ларец
И пишу, урезав крылья злобе:
«Упаси, Всевидящий Отец,
Мыслящим привыкнуть к серой робе.
Упаси простых душою – нас
Заплутать в синонимах психоза,
Чтоб являлся счастьем смерти час,
Чтоб являлась тёплой снега доза.
Чтобы тишь холодных съёмных хат
Музыкой наполнилась и лугом,
Чтобы рад за гранью был мой брат
И земля была ушедшим – пухом».
* * *
«Ничего не ожидай», –
Сам себе шепчу под нос,
Ведь наружности черта
Иллюзорная насквозь.
Ничего не жди, входя
В утра ясного проём,
Словно глупое дитя
В простодушии своём.
На далёком озерце,
Что качает на груди
Лодку, с грустью на лице
Посижу, скажу: «Лети,
Дух, покинь седой футляр,
Что из плит бетонных слит,
Ведь свобода – Бога дар
Лечит сердце, что болит…
Дыбься, озеро, волной,
И смывай с лица небес
Всё, что свыше не дано,
Всё, куда мой ум залез…
Растворяй меня, туман,
Поглощай, простора вид,
Мыслей-образов обман,
Лабиринты серых плит…»
* * *
Кипятилось жало из металла
В таре на унылом огоньке.
Таково начало сериала
Было в том туманном тупике…
Что же мы имеем на исходе
Мира, где апостол босоног?
Мызы канту каждому по ноте
Тишины во флейты позвонок.
Каждому по буковке и звуку,
Сотканных из пряжи облаков,
Что ясны придирчивому слуху,
Что с небесных сняты языков.